![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
kornevДруг и коллега Вадим Штепа недавно выступил в передаче Неклессы на Финам.FM на тему русского регионализма: «Русский мир: империя, федерация, сообщество?». Я хочу остановить внимание на культурологическом аспекте этой дискуссии: как себе мыслить «складывание полноценной русской постимперской культуры». В последнее время остро встал вопрос о размежевании между живой русской и деградирующей «россиянской» культурой. Многие (Холмогоров и т.п.) при этом ударились в лубочную этнику и говорят, что «русская культура» может быть только концентрированной фофудьей с балалайками. Понятно, что это идеальный способ сделать русскую культуру скучной и отталкивающей для самих же русских, бросить их в объятия глумливого «россиянства».
Регионалисты уже давно предлагают иной путь: «Главная проблема складывания полноценной русской постимперской культуры состоит в том, что у нас просто не дают возникнуть этой культуре как таковой, не дают ей возникнуть именно прежние имперские стереотипы. Русская культура может возникнуть как многомерная и многорегиональная». (В.Ш.) Если «россиянская» культура плавильного котла хочет выжечь все различия между «россиянами» и объединить их в общей бесформенности, то у русской культуры принципиально иная задача: максимально расширить содержательность «русской культуры». «Русского в культуре» должно быть как можно больше, и оно должно стать как можно более многообразным и интересным. Основная полезность русской культуры для самих русских – это чтобы русским были интересны сами русские в их конкретике. Для этого русские должны быть разными. Один из инструментов «умножения русского» – это культурный регионализм. Это не единственное направление «омногомеривания» русского, но весьма важное. В этом смысле я бы дал следующую расшифровку концепции «Русского мира», вспомнив, что по-русски «мир» - это еще и сельская община, муниципалитет. Русский мир (как целое) есть творческий синтез отдельных конкретных русских «миров-общин», «миров-муниципалитетов», «малых родин». Каждый из них, в идеале, должен представлять собой особую уникальную и самоценную аватару «Русского мира в целом».
Концепция «малой родины» - ключевая для русского самосознания. Это «человеческое лицо» России, которое позволяет каждому русскому (в отличие от «россиянца») воспринимать страну как нечто большее, чем политическая и географическая абстракция. Если «вычесть» из русского русскую малую родину, то это будет уже не русский, а «россиянец». Русский отличается от «россиянца» именно наличием русских региональных корней, «интимной» привязанности к какому-то русскому региону как самоценному «русскому миру» (которая может возникнуть не обязательно по рождению). «Россиянца» можно вернуть в русские, только если вернуть ему эту русскую малую родину. Не случайно, что поклонение малой родине и регионализм были свойственны многим писателям–почвенникам 70-х и 80-х, которые запустили процесс возрождения русского самосознания после десятилетий террора.
К примеру, Анатолий Онегов – это не «абстрактно-русский писатель в косоворотке», а «певец русского Севера». Он сжился с этим регионом, изучил его природу, историю, традиционную и современную экономику, особенности живущих там людей, стал защитником этой природы и этих людей, и именно это делает его настоящим русским писателем. Русское у Онегова наполнено конкретикой, это не «симулякр» как у Михалкова или Холмогорова.
Наверное, это можно возвести в общее правило: русская культура там, где за абстракциями видны живые, конкретные «русские миры», где эти «русские миры» интересны своей непохожестью на другие «русские миры», где чувствуется желание «играть на повышение и усложнение» с русскими.
Регионалисты уже давно предлагают иной путь: «Главная проблема складывания полноценной русской постимперской культуры состоит в том, что у нас просто не дают возникнуть этой культуре как таковой, не дают ей возникнуть именно прежние имперские стереотипы. Русская культура может возникнуть как многомерная и многорегиональная». (В.Ш.) Если «россиянская» культура плавильного котла хочет выжечь все различия между «россиянами» и объединить их в общей бесформенности, то у русской культуры принципиально иная задача: максимально расширить содержательность «русской культуры». «Русского в культуре» должно быть как можно больше, и оно должно стать как можно более многообразным и интересным. Основная полезность русской культуры для самих русских – это чтобы русским были интересны сами русские в их конкретике. Для этого русские должны быть разными. Один из инструментов «умножения русского» – это культурный регионализм. Это не единственное направление «омногомеривания» русского, но весьма важное. В этом смысле я бы дал следующую расшифровку концепции «Русского мира», вспомнив, что по-русски «мир» - это еще и сельская община, муниципалитет. Русский мир (как целое) есть творческий синтез отдельных конкретных русских «миров-общин», «миров-муниципалитетов», «малых родин». Каждый из них, в идеале, должен представлять собой особую уникальную и самоценную аватару «Русского мира в целом».
Концепция «малой родины» - ключевая для русского самосознания. Это «человеческое лицо» России, которое позволяет каждому русскому (в отличие от «россиянца») воспринимать страну как нечто большее, чем политическая и географическая абстракция. Если «вычесть» из русского русскую малую родину, то это будет уже не русский, а «россиянец». Русский отличается от «россиянца» именно наличием русских региональных корней, «интимной» привязанности к какому-то русскому региону как самоценному «русскому миру» (которая может возникнуть не обязательно по рождению). «Россиянца» можно вернуть в русские, только если вернуть ему эту русскую малую родину. Не случайно, что поклонение малой родине и регионализм были свойственны многим писателям–почвенникам 70-х и 80-х, которые запустили процесс возрождения русского самосознания после десятилетий террора.
К примеру, Анатолий Онегов – это не «абстрактно-русский писатель в косоворотке», а «певец русского Севера». Он сжился с этим регионом, изучил его природу, историю, традиционную и современную экономику, особенности живущих там людей, стал защитником этой природы и этих людей, и именно это делает его настоящим русским писателем. Русское у Онегова наполнено конкретикой, это не «симулякр» как у Михалкова или Холмогорова.
Наверное, это можно возвести в общее правило: русская культура там, где за абстракциями видны живые, конкретные «русские миры», где эти «русские миры» интересны своей непохожестью на другие «русские миры», где чувствуется желание «играть на повышение и усложнение» с русскими.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2011-01-21 11:52 am (UTC)no subject
Date: 2011-01-21 01:23 pm (UTC)