Триумф Русского Мира
Oct. 16th, 2015 12:43 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
kornevЕвропа враждует с Россией, хочет ее уничтожить, но не может не признать культурное превосходство Русского Мира. Многие высказывают политические претензии к награжденному автору, но обратите внимание на один важный нюанс. Нобелевскую премию госпоже Алексиевич дали за произведения, написанные на русском языке, а не на украинском, белорусском, эстонском и т.п. Но вместо того, чтобы порадоваться общей победе Русского Мира перед лицом других языковых миров, у нас на автора обрушились с множеством мелочных придирок. Похоже, люди думают, что Нобелевский комитет должен был предварительно согласовать свое решение со всеми политическими тусовками России, получить разрешение с печатью от российских чиновников и «корочку» от ФСБ. Смешно.
На примере г-жи Алексиевич мы видим иллюстрацию известной истины о том, что злейшим врагом русского человека является другой русский человек. Ее фрондерская политическая позиция в данном случае стала просто удобным предлогом (иначе критика и сосредоточилась бы на политических аспектах ее творчества, а не размазывала автора по стенке как полное ничтожество). Стоит русскому прийти к успеху или отметиться чем-то достойным, и другие озлобляются, стараются его утопить, отрицают его заслуги и вообще вычеркивают из числа «своих». Концепцию «игры с нулевой суммой» обитатели Русского Мира, в отличие от других народов, направляют не вовне, а вовнутрь собственной среды. Какой-либо «русско-мировой» солидарности в этом случае не заметно даже у блоггеров-националистов. С г-жей Алексиевич у нас разделываются в безапелляционных традициях советской критики, путем произвольного развешивания ярлыков. «Она бездарна, мелка, конъюнктурна, она не писатель вообще, ее никто не читает, и вообще, зачем вы нам тычете ЭТИМ в лицо?» Но мы то прекрасно понимаем, что любой такой критик начал бы петь автору дифирамбы и возносить как всемирного гения, если бы тот, без повышения уровня мастерства, принадлежал к его тусовке и выражал одобренные ею взгляды. При этом люди ухитрились бы перетолковать в достоинства даже те черты, которые сейчас обличают как недостатки. Скажем, в журналистской манере письма (наиболее частый предлог для придирок) увидели бы сугубые достоинства: «уникальный творческий метод», «близость к пульсу реальной жизни», «новый этап развития русской классической прозы» и «соответствие новейшим мировым трендам».
Ладно бы г-жа Алексиевич в своем триумфе заняла чье-то законное место, потеснила какого-то признанного русского гения. Тогда мотивация придирок была бы понятна. Но она ведь победила на «безрыбье». Не нравится г-жа Алексиевич? Так назовите другое ИМЯ. Чтобы полстраны, услышав это имя, согласились: «Да, это живой русский классик. Да, мы все его чтим и читаем. Да, для нас он не просто писатель, а нравственный авторитет и учитель жизни. Вот кому надо было дать Нобеля!» Но такого имени нет: помимо чисто развлекательных авторов, есть только надоевшие всем госназначенцы или мелко-тусовочные авторитеты, вызывающие аллергию у других тусовок. И причиной тому - не только культурная политика властей, но и коммунально-кухонные повадки русской интеллигенции. Ибо «короля делает свита», а допустить рождение из своей среды безусловных нравственных авторитетов российская интеллигенция не желает в принципе. Идет бесконечная грызня тусовок, эти тусовки стремятся к радикальной поляризации мнений по любому вопросу. В штыки воспринимается не только противоположное мнение, но и любая попытка как-то примирить разногласия и прийти к «золотой середине».
Учитывая ситуацию «безрыбья» и атомизацию русской культурной среды, европейцы сделали царский жест. При этом все приличия были соблюдены: европейцы могут шалить в нюансах, но всегда соблюдают этикет и условности. Среди современных русскоязычных писателей, издаваемых и читаемых в Европе, госпоже Алексиевич в наибольшей степени свойствен морализаторский и гуманистический пафос, традиционно присущий русской классике. Нобелевская премия по литературе обычно дается не просто писателям, но воспитателям человечества: людям, сделавшим вклад во всеобщее нравственное развитие. С точки зрения европейцев, книги Алексиевич о войне и ее последствиях вполне заслуживают такой оценки. И с этим трудно поспорить, особенно с позиции русского классического наследия, которое само отличается тем же всемирно-педагогическим уклоном, назидательным реализмом и правдоискательством. Ведь для европейцев настоящая русская литература - это не похабник Сорокин или циник Пелевин, а Тургенев, Толстой, Достоевский, Чехов, Солженицын: люди, для которых нравственно-воспитательный аспект литературы значил больше, чем увлекательность и художественная изысканность. И как раз с этим у г-жи Алексиевич все в порядке: в ее лице русская литература отбросила словесную мишуру и художническую гордыню (которая была заметна еще у Солженицына) и превратилась в чистый бабий Плач пред лицом Господа.
Если кто-то и должен всерьез возмущаться Нобелевской премией г-жи Алексиевич, то это свидомая белорусская интеллигенция. Какая черная неблагодарность со стороны Европы! Люди целыми десятилетиями, потея, практикуются в обрыдлой белорусской мове, дабы закрепить отрыв своих губерний от России, а Нобеля в Белоруссии дали человеку, который систематически пишет на русском, на языке «оккупантов». То есть, как ни хотели европейские старички повысить международный статус белорусской интеллигенции, но давать премию за «белорусскую литературу» рука не поднялась. «Мы все-таки не до такой степени уроды и мазохисты, чтобы пачкать имя Нобеля о безграмотный диалектный говор. Это было бы даже не аналогом премии Обаме, а аналогом премии собаке Обамы. Мы же понимаем, что человек, думающий по-белорусски, в принципе не может обладать искрой таланта или проблеском мысли». Сволочи! Так бы и плюнул им (будь я белорусом) в наглые аристократические рожи.
Получается, что даже Европа признала реальность Русского Мира и неизбывную принадлежность к нему Белоруссии, несмотря на ее формальный суверенитет. Будь я белорусским националистом, тут бы до меня и дошло, как низко ставит Запад белорусскую самобытность и антирусскую фронду. «Даем вам Нобелевскую премию белорусы, за то, что отказались писать на родном языке и хорошо учились у русских, которых мы повелеваем вам ненавидеть и от которых предписываем вам бежать. Чувствуете в этом какое-то логическое противоречие? Нет, не чувствуете - вы же дураки свидомые, попки безмозглые. За таковых мы вас и держим».
Кстати, судя по критическим откликам, «возмущенных белорусов» оказалось многовато и в России. Мы то раньше возмущались украинской «пятой колонной», а оказалось, что белорусская ничуть не меньше. Этот своебразный триумф Русского Мира многих заставил совершить каминг-аут.
На примере г-жи Алексиевич мы видим иллюстрацию известной истины о том, что злейшим врагом русского человека является другой русский человек. Ее фрондерская политическая позиция в данном случае стала просто удобным предлогом (иначе критика и сосредоточилась бы на политических аспектах ее творчества, а не размазывала автора по стенке как полное ничтожество). Стоит русскому прийти к успеху или отметиться чем-то достойным, и другие озлобляются, стараются его утопить, отрицают его заслуги и вообще вычеркивают из числа «своих». Концепцию «игры с нулевой суммой» обитатели Русского Мира, в отличие от других народов, направляют не вовне, а вовнутрь собственной среды. Какой-либо «русско-мировой» солидарности в этом случае не заметно даже у блоггеров-националистов. С г-жей Алексиевич у нас разделываются в безапелляционных традициях советской критики, путем произвольного развешивания ярлыков. «Она бездарна, мелка, конъюнктурна, она не писатель вообще, ее никто не читает, и вообще, зачем вы нам тычете ЭТИМ в лицо?» Но мы то прекрасно понимаем, что любой такой критик начал бы петь автору дифирамбы и возносить как всемирного гения, если бы тот, без повышения уровня мастерства, принадлежал к его тусовке и выражал одобренные ею взгляды. При этом люди ухитрились бы перетолковать в достоинства даже те черты, которые сейчас обличают как недостатки. Скажем, в журналистской манере письма (наиболее частый предлог для придирок) увидели бы сугубые достоинства: «уникальный творческий метод», «близость к пульсу реальной жизни», «новый этап развития русской классической прозы» и «соответствие новейшим мировым трендам».
Ладно бы г-жа Алексиевич в своем триумфе заняла чье-то законное место, потеснила какого-то признанного русского гения. Тогда мотивация придирок была бы понятна. Но она ведь победила на «безрыбье». Не нравится г-жа Алексиевич? Так назовите другое ИМЯ. Чтобы полстраны, услышав это имя, согласились: «Да, это живой русский классик. Да, мы все его чтим и читаем. Да, для нас он не просто писатель, а нравственный авторитет и учитель жизни. Вот кому надо было дать Нобеля!» Но такого имени нет: помимо чисто развлекательных авторов, есть только надоевшие всем госназначенцы или мелко-тусовочные авторитеты, вызывающие аллергию у других тусовок. И причиной тому - не только культурная политика властей, но и коммунально-кухонные повадки русской интеллигенции. Ибо «короля делает свита», а допустить рождение из своей среды безусловных нравственных авторитетов российская интеллигенция не желает в принципе. Идет бесконечная грызня тусовок, эти тусовки стремятся к радикальной поляризации мнений по любому вопросу. В штыки воспринимается не только противоположное мнение, но и любая попытка как-то примирить разногласия и прийти к «золотой середине».
Учитывая ситуацию «безрыбья» и атомизацию русской культурной среды, европейцы сделали царский жест. При этом все приличия были соблюдены: европейцы могут шалить в нюансах, но всегда соблюдают этикет и условности. Среди современных русскоязычных писателей, издаваемых и читаемых в Европе, госпоже Алексиевич в наибольшей степени свойствен морализаторский и гуманистический пафос, традиционно присущий русской классике. Нобелевская премия по литературе обычно дается не просто писателям, но воспитателям человечества: людям, сделавшим вклад во всеобщее нравственное развитие. С точки зрения европейцев, книги Алексиевич о войне и ее последствиях вполне заслуживают такой оценки. И с этим трудно поспорить, особенно с позиции русского классического наследия, которое само отличается тем же всемирно-педагогическим уклоном, назидательным реализмом и правдоискательством. Ведь для европейцев настоящая русская литература - это не похабник Сорокин или циник Пелевин, а Тургенев, Толстой, Достоевский, Чехов, Солженицын: люди, для которых нравственно-воспитательный аспект литературы значил больше, чем увлекательность и художественная изысканность. И как раз с этим у г-жи Алексиевич все в порядке: в ее лице русская литература отбросила словесную мишуру и художническую гордыню (которая была заметна еще у Солженицына) и превратилась в чистый бабий Плач пред лицом Господа.
Если кто-то и должен всерьез возмущаться Нобелевской премией г-жи Алексиевич, то это свидомая белорусская интеллигенция. Какая черная неблагодарность со стороны Европы! Люди целыми десятилетиями, потея, практикуются в обрыдлой белорусской мове, дабы закрепить отрыв своих губерний от России, а Нобеля в Белоруссии дали человеку, который систематически пишет на русском, на языке «оккупантов». То есть, как ни хотели европейские старички повысить международный статус белорусской интеллигенции, но давать премию за «белорусскую литературу» рука не поднялась. «Мы все-таки не до такой степени уроды и мазохисты, чтобы пачкать имя Нобеля о безграмотный диалектный говор. Это было бы даже не аналогом премии Обаме, а аналогом премии собаке Обамы. Мы же понимаем, что человек, думающий по-белорусски, в принципе не может обладать искрой таланта или проблеском мысли». Сволочи! Так бы и плюнул им (будь я белорусом) в наглые аристократические рожи.
Получается, что даже Европа признала реальность Русского Мира и неизбывную принадлежность к нему Белоруссии, несмотря на ее формальный суверенитет. Будь я белорусским националистом, тут бы до меня и дошло, как низко ставит Запад белорусскую самобытность и антирусскую фронду. «Даем вам Нобелевскую премию белорусы, за то, что отказались писать на родном языке и хорошо учились у русских, которых мы повелеваем вам ненавидеть и от которых предписываем вам бежать. Чувствуете в этом какое-то логическое противоречие? Нет, не чувствуете - вы же дураки свидомые, попки безмозглые. За таковых мы вас и держим».
Кстати, судя по критическим откликам, «возмущенных белорусов» оказалось многовато и в России. Мы то раньше возмущались украинской «пятой колонной», а оказалось, что белорусская ничуть не меньше. Этот своебразный триумф Русского Мира многих заставил совершить каминг-аут.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2015-10-16 10:19 am (UTC)перевод
Что надо было сказать и что вы сказали, это то, что наше современное общество столь же презренно, сколь глупо; что это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всему, что является долгом, справедливостью, правом и истиной, ко всему, что не является необходимостью. Это циничное презрение к мысли и к достоинству человека. Надо было прибавить (не в качестве уступки, но как правду), что правительство все еще единственный европеец в России. И сколь бы грубо и цинично оно ни было, от него зависело бы стать сто крат хуже. Никто не обратил бы на это ни малейшего внимания.
это из черновика письма к Чаадаеву, 1836 год, ранний Пушкин был ещё резче в выражениях, там и правительству, в лице Александра I доставалось
no subject
Date: 2015-10-16 10:22 am (UTC)не понимаете
Date: 2015-10-16 10:32 am (UTC)нет, я понимаю, "я — русский, мне можно так высказываться", и Пушкину можно, в чистовом варианте того самого письма у него знаменитое:
Хотя лично я сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора — меня раздражают, как человека с предрассудками — я оскорблен,— но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал.
ну а после этих слов горький вздох:
Вышло предлинное письмо. Поспорив с вами, я должен вам сказать, что многое в вашем послании глубоко верно. Действительно, нужно сознаться, что наша общественная жизнь — грустная вещь. Что это отсутствие общественного мнения, что равнодушие ко всему, что является долгом, справедливостью и истиной, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству — поистине могут привести в отчаяние.
смягчил немного черновой вариант — знал, что переписку перлюстрируют...
я не читал Алексеевич, Вы читали?
Re: не понимаете
Date: 2015-10-16 10:34 am (UTC)no subject
Date: 2015-10-16 10:40 am (UTC)no subject
Date: 2015-10-16 10:53 am (UTC)Они в долгах, как в шелках, были, эти "олигархи", "наследство" самого Пушкина после дуэли — -60 тыс.
Кстати, определённые параллели между Николаем I и Путиным просто бросаются в глаза, вплоть до совпадения риторик оных властителей...
Но Пушкин немного не это имел в виду.
А вполне в духе Галковского:) — правительство тащило за уши в Европу азиатов-"олигархов"... ну ведь азиаты они были, несмотря на внешний европейский лоск — да что там, всего то сто лет, как Пётр им бороды сбрил и в европейские платья обрядил.
но как там в анекдоте? — бороду то я сбрею ...
no subject
Date: 2015-10-16 11:38 am (UTC)Галковский рассуждает как всегда тупо. Не правительство тащило аристократов-олигархов в Европу. Они сами туда тянулись.
no subject
Date: 2015-10-16 10:53 am (UTC)именно русофобка
Date: 2015-10-16 11:03 am (UTC)я её в своё время не читал, а сейчас уж тем более читать не собираюсь — Нобель нам не указ:)
у Пушкина — не политическая критика, это — об обществе, понимаете?
"отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всему, что является долгом, справедливостью, правом и истиной, ко всему, что не является необходимостью ... циничное презрение к мысли и к достоинству человека"
это — осуждение состояния современного ему "общества", т.е. — несколько тыс. "олигархов"-землевладельцев, безотносительно к "политике" — во всех смыслах этого слова
это — о нравах
Re: именно русофобка
Date: 2015-10-16 12:24 pm (UTC)Re: именно русофобка
Date: 2015-10-17 02:59 am (UTC)если в советском смысле — хомо советикус очинно интересовался политикой, которой, как вы понимаете, в стране не было — но даже в этом смысле в цитируемом отрывке, со слов "Ce qu'il fallait dire et ce que vous" нет "политики"
выше — может быть, в советском смысле, потому и любили цитировать в советское время "Хотя лично я сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя"