Мой прадед был в этом походе и умер в Харбине в 1936 в возрасте 49 лет, а деда расстреляли красные в 1945 в том же Харбине. Судя по свидетельствам очевидцев Ледяной поход это и был Космос, а Харбин - русская планета, только у ГПУ (КГБ, ФСБ) руки длинные и в космосе не спрячешься. Очистили от русских планету и подарили китайцам. Им нужнее.
Погасла даль. Вечерний крепнущий мороз Дыханьем смерти овевал сибирский край. Тянулся лентой бесконечною обоз, И повторялся крик протяжный – «понужай-ай!» И ехали они... в шинелях, в башлыках... Смятенье сильных душ! Сплетенье многих воль... Как передать в моих коротеньких строках Изгнанников тоску и побеждённых боль? Обида глубока, и в каждом сердце стон, И в каждом сердце страх кричит: не отставай! Похолодел наган, и потускнел погон, И повторялся крик протяжный - «понужай-ай!» О, страшный путь! Мороз. Байкал. Леса. А лошади совсем повыбились из сил... Так трудно доставать им сена и овса: Военный вихрь сердца крестьян ожесточил. Без лошади – конец. Без лошади – пропал: Узлы, домашний скарб, всё из саней бросай! Идёт за ними враг. И это каждый знал. И повторялся крик протяжный - «понужай-ай!» Вот на один момент разрознился обоз: Упала... Не встаёт... Ну, поднимись, Гнедко! Молчит в санях жена. В душе не стало слёз, И прошлое, как сон, маячит далеко... Упала... Не встаёт... Смерть глянула в лицо. И бледный офицер не смотрит на жену. Когда умру, на небесах перед Творцом За этот миг врагов я прокляну!! И он с мольбой смотрел на проезжавших мимо... И плакали в санях испуганные дети... На что надеялся? Затравленный... гонимый... О чём он думал? Бог тому свидетель! И проезжали все, поспешно отвернувшись... В степи чуть-чуть завихрился буран. И бледный офицер, в молчанье, задохнувшись, Застывшею рукою выхватил наган! Два выстрела! Замолкли плачущие дети... Один в жену... и крик короткий – «ай!» Себе в висок... Был Бог тому свидетель, Да страшный крик протяжный - «понужай-ай!»
no subject
Date: 2016-04-13 07:42 am (UTC)Погасла даль. Вечерний крепнущий мороз
Дыханьем смерти овевал сибирский край.
Тянулся лентой бесконечною обоз,
И повторялся крик протяжный – «понужай-ай!»
И ехали они... в шинелях, в башлыках...
Смятенье сильных душ! Сплетенье многих воль...
Как передать в моих коротеньких строках
Изгнанников тоску и побеждённых боль?
Обида глубока, и в каждом сердце стон,
И в каждом сердце страх кричит: не отставай!
Похолодел наган, и потускнел погон,
И повторялся крик протяжный - «понужай-ай!»
О, страшный путь! Мороз. Байкал. Леса.
А лошади совсем повыбились из сил...
Так трудно доставать им сена и овса:
Военный вихрь сердца крестьян ожесточил.
Без лошади – конец. Без лошади – пропал:
Узлы, домашний скарб, всё из саней бросай!
Идёт за ними враг. И это каждый знал.
И повторялся крик протяжный - «понужай-ай!»
Вот на один момент разрознился обоз:
Упала... Не встаёт... Ну, поднимись, Гнедко!
Молчит в санях жена. В душе не стало слёз,
И прошлое, как сон, маячит далеко...
Упала... Не встаёт... Смерть глянула в лицо.
И бледный офицер не смотрит на жену.
Когда умру, на небесах перед Творцом
За этот миг врагов я прокляну!!
И он с мольбой смотрел на проезжавших мимо...
И плакали в санях испуганные дети...
На что надеялся? Затравленный... гонимый...
О чём он думал? Бог тому свидетель!
И проезжали все, поспешно отвернувшись...
В степи чуть-чуть завихрился буран.
И бледный офицер, в молчанье, задохнувшись,
Застывшею рукою выхватил наган!
Два выстрела! Замолкли плачущие дети...
Один в жену... и крик короткий – «ай!»
Себе в висок... Был Бог тому свидетель,
Да страшный крик протяжный - «понужай-ай!»