![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
«Забота о себе»: как античные элитарии променяли любовь к мальчикам на «советский» семейный кодекс
Мишель Фуко, знаменитый французский философ и идеолог нонконформизма, в начале 1980-х гг. написал примечательную книгу «Забота о себе» (третья часть серии «История сексуальности»). Эта книга крайне неприятна по своему содержанию для тех пропагандистов ЛГБТ, которые любят ссылаться на античность в оправдание различных оригинальностей в сфере сексуального поведения. Постоянно приходится слышать, что «великая античная цивилизация была сексуально раскрепощенной, би- и гомосексуализм там были нормой, а педофилия открыто восхвалялась величайшими философами и поэтами». Мишель Фуко, обильно цитируя авторов эллинистической и ранне-имперской эпохи, доказал, что античные интеллектуалы и высшие слои общества всю эту «радужность» благополучно переварили, отбросили ее в сторону и превратили «Золотой век» Римской империи в Золотой век строгой сексуальной морали, которая во многом была близка к последующим христианским, бюргерским и позднесоветским идеалам. А поскольку Фуко был открытым геем, подозревать его в тенденциозности из гомофобских побуждений затруднительно. Поэтому проповедники ЛГБТ, даже претендующие на некий «культурный кругозор», об этой книге предпочитают просто не вспоминать.
В течение четырех-пяти веков, если за точку отсчета брать эпоху Платона, этика сексуального поведения в античном мире претерпела весьма значительную эволюцию. На старте мы имеем поэтизацию педерастии и допустимость фактической полигамии для женатых господ. Использование господином домашних рабынь и обращение к любовницам и гетерам на стороне само по себе не считалось предосудительным, и жена имела основание жаловаться, только если это ударяло по семейному бюджету. При этом отношение мужа к супруге было «домостроевским», сугубо утилитарным. Жена - это «экономка», заправляющая домашним хозяйством, и «мать моих детей». На этом - все, никакой духовной и душевно-интимной составляющей супружеские отношения не предусматривали. И вот что мы получаем ко II веку нашей эры:
1) Прекратилось философское возвеличивание и поэтизация любви к мальчикам. Эти отношения, конечно, не стали рассматриваться как предосудительные, но утратили духовную надстройку.
2) Вместо этого произошло одухотворение отношений с супругой. Жена теперь не просто «экономка и мать семейства», но самый близкий друг на всю жизнь.
3) Возросла ценность моногамии. Абсолютная супружеская верность стала желательной и для мужчин, а не только для женщин, как ранее.
4) Возник культ добрачной девственности, и он распространился в том числе на мужчин. Идеальной стала считаться ситуация, когда у человека в жизни есть только одна возлюбленная (возлюбленный) на всю оставшуюся жизнь. «Новая Эротика строится вокруг симметрической взаимообратимой связи мужчины и женщины; главными ее ценностями становятся девственность и тот всеобъемлющий совершенный брачный союз, в котором девственность эта обретает свое завершение». Концепция «суженого»/«суженой» - единственного идеального партнера, «половинки», который предназначен человеку «от Бога», по-видимому, впервые в европейской истории сложилась в художественной литературе этого периода (в т.ч. «Повесть о любви Херея и Каллирои» Харитона Афродисийского, «Левкиппа и Клитофон» Ахилла Татия и «Эфиопика» Гелиодора).
5) Одухотворение супружеских отношений и прославление моногамии повлияли даже на античных гомосексуалистов. Мимолетная педерастическая любовь, проходящая с взрослением мальчика, утратила поэтический ореол. Вместо этого стала возвеличиваться концепция «гей-брака» (говоря современным языком): сексуально-дружеских отношений на всю жизнь, «пока смерть не разлучит нас», в которых партнеры равноправны.
Вспомним, кстати, что Дмитрий Евгеньевич Галковский, в нашей с ним полемике о том, кто более развращен - римляне или американцы, ставил американцам в укор современный формат гомосексуализма. От «естественного» педофильского формата «мужчина и мальчик», американцы перешли к любви взрослых или даже престарелых мужчин, получив таким образом «извращение извращения». Оказывается, что и здесь они не оригинальны и, по сути, подражают древним римлянам, как и во многих других аспектах своей жизни. То есть, солидный «гей-брачный» гомосексуализм - не повод отрицать «римскость» Америки, а, напротив, еще одно оказательство этой «римскости» («поздне-римскости»). А вот прочие аспекты «сексуальной революции» в этом смысле контрпродуктивны. Галковский совершенно прав, когда пишет, что типаж «развратника» не совместим с эффективным отправлением господства и власти. Можно предсказать, что, с прогрессом «римского забронзовения» Америки, линия фронта в этой сфере переменится, и моногамные геи объединятся с моногамными натуралами, чтобы вместе противостоять адептам хаотичного разврата.
Крайне значимый нюанс: речь идет о философии элит. Тексты теоретиков медицины, философов и моралистов, которые анализировал Фуко, предназначены не для простонародья, а для образованной публики, для политической верхушки и состоятельных слоев общества. У нас в постсоветской России сложилось своеобразное понимание «элитарности», в ницшеанско-макиавеллическом ключе. Пропагандируемые этические нормы предназначены для обуздания «быдла», а элита стоит «превыше Добра и Зла» и смеется над «примитивной моралью рабов». Нарушение человеком всевозможных моральных норм и табу, в особенности связанных с сексом и насилием, - главная фишка современной «элитарности» и лучшее свидетельство принадлежности человека к этому кругу. Получается, что зрелая элита античного мира на пике его развития имела прямо противоположное представление о морали. Видимо, это одна из причин того, что наш мир до сих пор во многом скроен по ее лекалам.
Важно, что описанная трансформация произошла в рамках рационального светского мышления, вне каких-то религиозных предписаний, еще до того, как стало влиятельным христианство. Строгую сексуальную мораль обычно выставляют как следствие религиозного мракобесия либо первобытной примитивности и простоты нравов. А здесь она родилась в старом цивилизованном обществе, как результат рационального выбора утонченных и рафинированных умов. Это прогрессирующее утончение и рафинирование привело к тому, что интеллектуалы потеряли интерес к мальчикам, ко всей промискуитетно-педерастической азиатчине (которую нам сегодня «втирают» как нечто продвинутое, элитарное и ультра-современное), и изобрели европейский культ одухотворенного моногамного супружества, впоследствии подхваченный христианством.
Главным мотивом этой трансформации была, собственно, «забота о себе» (как и озаглавлена книга Фуко). Люди выбрали для себя лучшее, более полезное и более эффективное. Причем полезное не просто «для людей вообще», а именно для представителей элиты. Это именно и есть настоящая «Мораль Господ», - а не то, что вообразил себе несчастный лузер Ницше и его бестиальные интерпретаторы. Приведу еще одну цитату Фуко:
«Похоже, первые века нашей эры отмечены известным усилением темы строгости во всех отраслях моральной рефлексии, занятой проблемой сексуальной деятельности и сопровождающих ее наслаждений. Врачи, озабоченные последствиями такого рода практики, настойчиво рекомендуют воздержание и решительно отдают предпочтение девственности перед использованием удовольствий. Философы осуждают любые проявления внебрачной связи и предписывают супругам строгое соблюдение верности, без каких-либо исключений. И наконец, некоторая теоретическая дисквалификация очевидно затронула и любовь к мальчикам».
В течение четырех-пяти веков, если за точку отсчета брать эпоху Платона, этика сексуального поведения в античном мире претерпела весьма значительную эволюцию. На старте мы имеем поэтизацию педерастии и допустимость фактической полигамии для женатых господ. Использование господином домашних рабынь и обращение к любовницам и гетерам на стороне само по себе не считалось предосудительным, и жена имела основание жаловаться, только если это ударяло по семейному бюджету. При этом отношение мужа к супруге было «домостроевским», сугубо утилитарным. Жена - это «экономка», заправляющая домашним хозяйством, и «мать моих детей». На этом - все, никакой духовной и душевно-интимной составляющей супружеские отношения не предусматривали. И вот что мы получаем ко II веку нашей эры:
1) Прекратилось философское возвеличивание и поэтизация любви к мальчикам. Эти отношения, конечно, не стали рассматриваться как предосудительные, но утратили духовную надстройку.
2) Вместо этого произошло одухотворение отношений с супругой. Жена теперь не просто «экономка и мать семейства», но самый близкий друг на всю жизнь.
3) Возросла ценность моногамии. Абсолютная супружеская верность стала желательной и для мужчин, а не только для женщин, как ранее.
4) Возник культ добрачной девственности, и он распространился в том числе на мужчин. Идеальной стала считаться ситуация, когда у человека в жизни есть только одна возлюбленная (возлюбленный) на всю оставшуюся жизнь. «Новая Эротика строится вокруг симметрической взаимообратимой связи мужчины и женщины; главными ее ценностями становятся девственность и тот всеобъемлющий совершенный брачный союз, в котором девственность эта обретает свое завершение». Концепция «суженого»/«суженой» - единственного идеального партнера, «половинки», который предназначен человеку «от Бога», по-видимому, впервые в европейской истории сложилась в художественной литературе этого периода (в т.ч. «Повесть о любви Херея и Каллирои» Харитона Афродисийского, «Левкиппа и Клитофон» Ахилла Татия и «Эфиопика» Гелиодора).
5) Одухотворение супружеских отношений и прославление моногамии повлияли даже на античных гомосексуалистов. Мимолетная педерастическая любовь, проходящая с взрослением мальчика, утратила поэтический ореол. Вместо этого стала возвеличиваться концепция «гей-брака» (говоря современным языком): сексуально-дружеских отношений на всю жизнь, «пока смерть не разлучит нас», в которых партнеры равноправны.
Вспомним, кстати, что Дмитрий Евгеньевич Галковский, в нашей с ним полемике о том, кто более развращен - римляне или американцы, ставил американцам в укор современный формат гомосексуализма. От «естественного» педофильского формата «мужчина и мальчик», американцы перешли к любви взрослых или даже престарелых мужчин, получив таким образом «извращение извращения». Оказывается, что и здесь они не оригинальны и, по сути, подражают древним римлянам, как и во многих других аспектах своей жизни. То есть, солидный «гей-брачный» гомосексуализм - не повод отрицать «римскость» Америки, а, напротив, еще одно оказательство этой «римскости» («поздне-римскости»). А вот прочие аспекты «сексуальной революции» в этом смысле контрпродуктивны. Галковский совершенно прав, когда пишет, что типаж «развратника» не совместим с эффективным отправлением господства и власти. Можно предсказать, что, с прогрессом «римского забронзовения» Америки, линия фронта в этой сфере переменится, и моногамные геи объединятся с моногамными натуралами, чтобы вместе противостоять адептам хаотичного разврата.
Крайне значимый нюанс: речь идет о философии элит. Тексты теоретиков медицины, философов и моралистов, которые анализировал Фуко, предназначены не для простонародья, а для образованной публики, для политической верхушки и состоятельных слоев общества. У нас в постсоветской России сложилось своеобразное понимание «элитарности», в ницшеанско-макиавеллическом ключе. Пропагандируемые этические нормы предназначены для обуздания «быдла», а элита стоит «превыше Добра и Зла» и смеется над «примитивной моралью рабов». Нарушение человеком всевозможных моральных норм и табу, в особенности связанных с сексом и насилием, - главная фишка современной «элитарности» и лучшее свидетельство принадлежности человека к этому кругу. Получается, что зрелая элита античного мира на пике его развития имела прямо противоположное представление о морали. Видимо, это одна из причин того, что наш мир до сих пор во многом скроен по ее лекалам.
Важно, что описанная трансформация произошла в рамках рационального светского мышления, вне каких-то религиозных предписаний, еще до того, как стало влиятельным христианство. Строгую сексуальную мораль обычно выставляют как следствие религиозного мракобесия либо первобытной примитивности и простоты нравов. А здесь она родилась в старом цивилизованном обществе, как результат рационального выбора утонченных и рафинированных умов. Это прогрессирующее утончение и рафинирование привело к тому, что интеллектуалы потеряли интерес к мальчикам, ко всей промискуитетно-педерастической азиатчине (которую нам сегодня «втирают» как нечто продвинутое, элитарное и ультра-современное), и изобрели европейский культ одухотворенного моногамного супружества, впоследствии подхваченный христианством.
Главным мотивом этой трансформации была, собственно, «забота о себе» (как и озаглавлена книга Фуко). Люди выбрали для себя лучшее, более полезное и более эффективное. Причем полезное не просто «для людей вообще», а именно для представителей элиты. Это именно и есть настоящая «Мораль Господ», - а не то, что вообразил себе несчастный лузер Ницше и его бестиальные интерпретаторы. Приведу еще одну цитату Фуко:
«У истоков такого рода модификаций сексуальной морали стоит не акцентуация форм недозволенного, не усиление запрета, а, скорее, развитие искусства существования, выстроенного вокруг вопроса о себе, о своей зависимости и независимости, об универсальной форме себя и той связи, которую можно и должно установить с другими, о процедурах, требующихся для того, чтобы осуществлять надежный самоконтроль, и о способе, каким можно установить полное господство над собой».