Отношение к свободе
May. 12th, 2009 10:16 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
kornevЕще два интересных опроса из сборника «Реальная Россия. Социальная стратификация современного российского общества». – М.: «Журнал Эксперт», 2006 г. (Предыдущий пост об этом сборнике)
1) Какой смысл этнически русские вкладывают в слово «свобода» (в скобках указаны нерусские ответы):
Возможность заниматься любимым делом – 53,9% (51,2)
Возможность открыто выражать свое мнение – 38,9% (37,4)
Возможность получать любую информацию – 21,1% (18,7)
Возможность разбогатеть – 16,2% (18,5)
Возможность выбирать власть на всех уровнях (города, региона, страны) – 13,9% (14,6)
Возможность выезжать за границу – 10,9% (12,2)
Возможность получения образования за рубежом - 5,7% (6,9)
Возможность исповедовать религиозные мировоззрения - 4,8% (8,3)
Возможность не работать - 4,9% (5,0)
Возможность участия в политической жизни - 4,3% (4,2)
Можно было указать несколько вариантов ответа, поэтому сумма больше 100%.
(Источник - РР, с. 372)
Итак, возможность влиять на управление своей страной в качестве важного модуса свободы воспринимают всего 13,9% населения. Для подавляющего большинства «свобода» - это комплекс возможностей личной самореализации в современном информационном обществе. Звать таких людей на баррикады «во имя Абстрактной Свободы как Самоценного Принципа» - проигрышный шаг.
Экспериментальным подтверждением этого может служить размах стихийных протестных событий во Владивостоке, мотивированных экономикой, которые по интенсивности превзошли более идеологизированные «Марши Несогласных».
Прагматичное отношение русских к свободе и политической жизни резко ограничивает перспективы оппозиции, которая оперирует исключительно на федеральном уровне. До прихода к власти такая оппозиция вынуждена ограничиваться общей критикой режима, и никак не может на практике продемонстрировать свою способность (и желание) выполнять обещания.
Поприщем дееспособной оппозиции должна быть работа на региональном и муниципальном уровне. Там открывается много возможностей добиться пусть мелких, но практических достижений, а также вовлечь в борьбу самих жителей. Города и регионы – это именно тот уровень, где оппозиция может «сродниться» с людьми, завоевать их доверие. При этом «цепочки доверия» должны выстраиваться снизу вверх. Доверие большинства к лидеру на федеральном уровне может быть обеспечено не «телевизором», а тем, что ему доверяют уже хорошо знакомые людям лидеры регионального и муниципального уровня.
2) Учитывая сказанное, вполне закономерным видится ответ на следующий вопрос: «Каким должен быть характер государственной власти в России»:
В первую очередь обеспечивающий порядок в стране – 78,7% (73,1)
В первую очередь обеспечивающий свободу гражданам – 15,3% (19,8)
(Источник – РР, С. 372, данные по русским)
Ответ показывает вовсе не «тягу к нагайке», а опять же, сугубо прагматичное отношение к жизни. Люди понимают, что в обстановке хаоса и бардака они не смогут себя защитить и потеряют всякую возможность для реализации свобод. На порядок и сильную власть они смотрят как на необходимое условие для осуществления базовых свобод личности. Русские считают, что, хотя порядок возможен и без свободы, но свобода без порядка невозможна в принципе. Среди нерусских анархистов больше, поскольку в большей мере сохранены архаичные социальные структуры, и люди могут надеяться на помощь клана (и даже выиграть в ситуации беспредела).
Это значит, что дискурс, воспевающий «самодостаточную романтику революции», анархизм, обращение к прямому насилию – неприемлем для большинства русских. Оппозиция, позиционирующая себя таким образом, способна, конечно, привлечь некоторую часть молодежи, но в целом обречена на поражение.
Большинству гораздо более по душе дискурс «конструктивного прагматизма», который сегодня присвоили себе лоялисты. Он - решающий, его нельзя игнорировать, его нужно выбить из рук противников. Альтернативным политическим силам, которые всерьез стремятся к власти (а не играть роль «плохишей» в кремлевской постановке), придется освоить и присвоить этот дискурс, так или иначе работая на региональном уровне.
1) Какой смысл этнически русские вкладывают в слово «свобода» (в скобках указаны нерусские ответы):
Возможность заниматься любимым делом – 53,9% (51,2)
Возможность открыто выражать свое мнение – 38,9% (37,4)
Возможность получать любую информацию – 21,1% (18,7)
Возможность разбогатеть – 16,2% (18,5)
Возможность выбирать власть на всех уровнях (города, региона, страны) – 13,9% (14,6)
Возможность выезжать за границу – 10,9% (12,2)
Возможность получения образования за рубежом - 5,7% (6,9)
Возможность исповедовать религиозные мировоззрения - 4,8% (8,3)
Возможность не работать - 4,9% (5,0)
Возможность участия в политической жизни - 4,3% (4,2)
Можно было указать несколько вариантов ответа, поэтому сумма больше 100%.
(Источник - РР, с. 372)
Итак, возможность влиять на управление своей страной в качестве важного модуса свободы воспринимают всего 13,9% населения. Для подавляющего большинства «свобода» - это комплекс возможностей личной самореализации в современном информационном обществе. Звать таких людей на баррикады «во имя Абстрактной Свободы как Самоценного Принципа» - проигрышный шаг.
Экспериментальным подтверждением этого может служить размах стихийных протестных событий во Владивостоке, мотивированных экономикой, которые по интенсивности превзошли более идеологизированные «Марши Несогласных».
Прагматичное отношение русских к свободе и политической жизни резко ограничивает перспективы оппозиции, которая оперирует исключительно на федеральном уровне. До прихода к власти такая оппозиция вынуждена ограничиваться общей критикой режима, и никак не может на практике продемонстрировать свою способность (и желание) выполнять обещания.
Поприщем дееспособной оппозиции должна быть работа на региональном и муниципальном уровне. Там открывается много возможностей добиться пусть мелких, но практических достижений, а также вовлечь в борьбу самих жителей. Города и регионы – это именно тот уровень, где оппозиция может «сродниться» с людьми, завоевать их доверие. При этом «цепочки доверия» должны выстраиваться снизу вверх. Доверие большинства к лидеру на федеральном уровне может быть обеспечено не «телевизором», а тем, что ему доверяют уже хорошо знакомые людям лидеры регионального и муниципального уровня.
2) Учитывая сказанное, вполне закономерным видится ответ на следующий вопрос: «Каким должен быть характер государственной власти в России»:
В первую очередь обеспечивающий порядок в стране – 78,7% (73,1)
В первую очередь обеспечивающий свободу гражданам – 15,3% (19,8)
(Источник – РР, С. 372, данные по русским)
Ответ показывает вовсе не «тягу к нагайке», а опять же, сугубо прагматичное отношение к жизни. Люди понимают, что в обстановке хаоса и бардака они не смогут себя защитить и потеряют всякую возможность для реализации свобод. На порядок и сильную власть они смотрят как на необходимое условие для осуществления базовых свобод личности. Русские считают, что, хотя порядок возможен и без свободы, но свобода без порядка невозможна в принципе. Среди нерусских анархистов больше, поскольку в большей мере сохранены архаичные социальные структуры, и люди могут надеяться на помощь клана (и даже выиграть в ситуации беспредела).
Это значит, что дискурс, воспевающий «самодостаточную романтику революции», анархизм, обращение к прямому насилию – неприемлем для большинства русских. Оппозиция, позиционирующая себя таким образом, способна, конечно, привлечь некоторую часть молодежи, но в целом обречена на поражение.
Большинству гораздо более по душе дискурс «конструктивного прагматизма», который сегодня присвоили себе лоялисты. Он - решающий, его нельзя игнорировать, его нужно выбить из рук противников. Альтернативным политическим силам, которые всерьез стремятся к власти (а не играть роль «плохишей» в кремлевской постановке), придется освоить и присвоить этот дискурс, так или иначе работая на региональном уровне.
